Кот-Баюн
У меня осенняя ломка.
симптом номер раз
Вечер, поздно. Хорошо погуляли! Зашли на Пушку, у кого-то был день рождения, а наливали всем… Сначала было пиво, потом кто-то закупил дешевого красного. Догонялись коньяком…
Я был за рулем, но идти было недалеко, машину оставил в надежном месте, потому и пил вместе со всеми наравне. Мой товарищ тоже попытался, но он к алкоголю куда более восприимчив. Ничего, сейчас дойдем до дома (точнее, я его донесу), там отоспимся. Завтра все равно выходной…
С легким сожалением я понял, что уже начал трезветь. Мелькнула даже шальная мысль донести друга до машины (благо ушли недалеко) и довезти его – все-таки весит он немало. Но я прекрасно осознавал, что первый же гаишник с моего выдоха захмелеет до поросячьего визга, так что рисковать все же не стоило. Оставалось только наслаждаться запахами и безлюдностью ночных переулков.
Внезапно меня что-то кольнуло в спину. Легонько так, даже не больно, а как от комариного укуса – чешется. Потом еще и еще, но это уже больше походило на удары. Нормально обернуться я не мог, поэтому осторожно прислонил товарища к стенке и отреагировал на раздражитель пинком не глядя. Кто-то охнул и что-то снес.
Я обернулся. На меня непонимающим взглядом смотрел мужчина лет пятидесяти, в очках и клетчатой рубашке. Он был в полном недоумении и по уши в мусоре.
— Ох, простите, пожалуйста. — Я протянул ему руку, чтобы помочь подняться. — Я не нарочно. Не сильно ушиблись?
— Ничего не понимаю… — «Потерпевший» мотал головой. — Как такое возможно, как?
— Что именно?
— Почему ж ты не умер-то?! — Едва ли не взвыл он от обиды, отбрасывая погнутый нож. — Я ж тебя… В почку, под артерию… Почему не пробил?!
— Ой, вы только не кричите, хорошо? — Я поморщился от громких звуков. — Ну, пойдемте, до ларька дойдем, по пути все расскажете, что случилось и почему вы меня убить так хотели.
— Ох… Нет… — Очкастый выпрямился и принял интеллигентный облик. — Вы ж меня или органам сдадите, или на них пустите. Что ж я, не понимаю что ль?
— Да что я, зверь какой! — Даже обиделся я. — Чтоб людей, просто так – да ни в жизнь. Лучше давайте, как приличные люди, возьмем пивка или лучше коньячка, дойдем до меня и поговорим. Мне, вон, человека еще до кровати донести надо, а то совсем выдохся.
— Хорошо, давайте. — Я поднял товарища опять себе на плечи, и мы пошли к ларьку. — Только все же скажите, почему о вас сломался нож? Он же у меня еще со службы, хороший…
— Ох, простите великодушно! — Мне было искренне жаль этого убитого жизнью маньяка. — Хотите, я вам новый закажу? У меня знакомый кует, вам подешевле сделает. Зазубренный, с кровостоком – вам одно удовольствие им орудовать будет!
— Ох… — Очкастый, казалось, от смущения вот-вот провалится под асфальт. — Да я даже не знаю…
— Ничего, вы подумайте. Скидочку гарантирую. — Я остановился, чтобы прикурить сигарету. — А вас что толкнуло на такой страшный путь? Жена-предательница, правительство или просто все кажется подозрительным?
— Всего понемногу, знаете ли… — Он задумчиво почесал нос, поправил очки и тоже достал сигарету. — А скорее даже по многу… Не люблю я людей, плохие они. Ходят, топчут, кричат… Книг совсем не читают!
— Ох, и не говорите. Я тоже за сокращение их численности. Огорчают, знаете ли. С каждым годом все больше и больше огорчают…
— Вот-вот. Вы меня прекрасно понимаете, коллега!
В ларьке оказался лишь портвейн. Не особенно огорчившись с этого факта, мы взяли пару литров (под хороший разговор не заметишь, как выпьешь) и неспешно дошли до меня.
Свалив своего товарища на диван, мы с маньяком уселись на кухне. Я нарезал сырка и колбаски, достал две рюмочки и мы аккуратно, не чокаясь, выпили их за жертвы концлагерей. Мой новый знакомый был евреем. И тут же вторую, уже чокнувшись как следует – за здравие всей женской части армии Израиля.
— И, вот ведь понимаете, какая ситуация. — Очкастый ожесточенно жестикулировал. — Нас, евреев, ну нигде не любят. Только разве в Одессе и Тель-Авиве. И везде бьют, пинают, убивают, обвиняют во всех смертных грехах…
— Да, это ужасно несправедливо. — Я подлил ему еще. — За народную любовь?
— Ох, это да. — Он выпил и занюхал кусочком «докторской». — Хорошо! А вы знаете, что в моей молодости здесь было больше восьмидесяти процентов мяса? А сейчас… Такой шмурдяк делают, ужас… Людей от этой колбасы мрет больше, чем от голода!
— Ну, сырок берите, он кошерный… — Я с внутренней улыбкой наблюдал, как маньяк с остервенением уплетает этот «убийственный шмурдяк». — Давайте тогда за советское качество!
— За качество! — Согласился он и мы выпили еще. — Эх, такую страну развалили… И все ради чего? Все ради попов! Подаяния они собирают… Да вы их рожи видели? Морды нажратые, машины меньше миллиона не стоят! И кто еще золотому тельцу поклоняется? Нету бога, нету…
— Так таки и нету? — Я улыбнулся теперь уже открыто, он меня забавлял. — Да ладно! Бог есть, это точно.
— А если и есть – то пошел он к черту! Мне такой бог нахрен не нужен!
Где-то вдалеке раздались раскаты грома, в окна робкой птицей ударил дождь. Маньяк затравленно обернулся – еще полчаса назад на небе не было ни облачка, только куча звезд. За его спиной раздалось тихое и довольное «Плюс один», он медленно обернулся и…
— Эх… Такой человечище был… Даже крещеный… Ладно, я свою работу сделал.
Коса опять стала выглядеть обычным брелком от ключей, я же привычно отправился в ванную за тряпкой и мешком. Прибравшись и упаковав тело, я вышел под ливень и громогласно свистнул. Мгновенно показалась повозка, запряженная кошками.
— Отвезите туда, где я его встретил. Мешок потом верните.
— А «Вискас»? — Затребовала головная кошка.
— Вредно, перебьетесь. — Вот же наркотик придумали! — Я вам лучше свежей рыбки дам, все полезнее.
Кошка моргнула в знак согласия, и повозка вновь исчезла во тьме. Э-эх, что ж за работа… Точно сопьюсь когда-нибудь…
симптом номер два
Дай мне руку, душа моя, у меня хватит сил на двоих… (с)
Злых людей на самом деле довольно мало. Озлобленных – множество, но тех, кто без зла жизни не смыслит – таких не так много. Но, поверьте, вам не захочется встретить кого-то из них в подворотне, да и просто так…
Хотя через оптический прицел оно куда как безопаснее. Вот сейчас, например, я держал на прицеле одного такого «плохиша» на крупной их сходке.
— Что зарядил? — Раздался рядом красивый женский голос. — Инсульт?
— Да, свое любимое. — Пока что не было ничего интересного, я решил отвлечься от винтовки. — Как вашество поживает? Чего не звонила, куда пропала?
— Да так, у родни была… — Девушка лет двадцати на вид, с большими зелеными глазами и аристократической горбинкой на носу, сидела на парапете крыши и по-детски болтала ногами. Ветер развивал ее короткие темные волосы, и я невольно ей залюбовался. — Как сам?
— Как видишь, работаю… — Я кивнул на винтовку. — И собираюсь завести себе семью.
— Даже так? — Она склонила голову набок. — Интересно, с кем?
— Не со смертной, понятное дело. — Я пожал плечами, тепло улыбнувшись девушке. — Ты не хочешь, Каролина тоже, значит, буду искать.
— Это сложно… — Она перевернулась через голову, вскочив на ноги, и подошла ко мне практически вплотную. Я замер, не в силах игнорировать ее запах и зов. — Почему бы тебе не довольствоваться смертными, как нам?
— Соня, убавь зов, я на работе…
— Ты зовешь не хуже меня. — Она смотрела на меня с укором и интересом. Я не выдержал и вернулся к прицелу. — Неужели у тебя все так плохо?
— Хуже некуда… — Я сделал несколько выстрелов и цели скончались. Вовремя, еще чуть-чуть, и было бы поздно. — Пойдем ко мне. За фужером красного мне говорить приятнее.
— Бургундское?
— Медвежье сердце. Лучше всего согревает в хмурые осенние вечера.
— Я не против… — Соня взяла меня под руку. — И все-таки, с чего это ты вдруг решил сделать с кем-то маленьких будущих посыльных?
— Мне одиноко. — Я замолчал, что-то всколыхнулось в душе, и я продолжил. — Слишком одиноко. Я хочу детей, я мечтал об этом еще до превращения…
— Да, тебя нелепо убили… — Девушка прижалась ко мне плотнее, защищаясь от порыва ветра. — А почему ты решил, что я не хочу?
— У тебя же есть симпатичный смертный. — Улыбнулся я и попытался достать пальцем ее нос. — Даже с нормальной работой и родне его ты нравишься.
— Не тронь нос! — Возмутилась Соня, скривив по-кошачьи мордочку. — Ты же знаешь, я этого не люблю. А с Олегом я не знаю, сколько мы еще продержимся, мы часто ссоримся в последнее время…
— Но всегда миритесь, да и серьезных ссор и разногласий у вас нет. — Мы дошли до моей машины, и я открыл ей дверцу. Конечно, мы могли бы вызвать кошачью повозку или обратиться в ворон, но это было трудоемко и ненадежно. — Так что нет уж, не хочу разрушать ваши отношения.
— Он всего лишь смертный… Но ты прав, я тоже не хочу делать кому-либо больно.
— Вот поэтому я тебя и вычеркнул. У меня есть лишь остаток года на поиски, потом опять двенадцать лет беспробудного алкоголизма. — Лишь в одну из двенадцати осеней мы могли заводить семьи с себе подобными. — Сама посуди, мне оно надо?
— Да, ты прав. Включи «Пикник».
Мой темно-зеленый «Форд Капри» лихо обгонял линялые грязные машины. Какой-то самоуверенный юнец на иномарке попытался обогнать эту машину, но в итоге остался далеко в хвосте. Смерть ездит быстро, потому что должна прибывать точно в срок. На самом деле это был далеко уже не «Форд», это голем на его основе. Послушное сильное создание…
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, почему посланник должен забирать своих родственников сам, почему это не поручают другим?
— Не знаю. — Я даже не задумывался над этим. И вопрос застал меня врасплох. — На всех своих войнах мне поручалось забирать солдат противника. Видимо, это еще одно неписаное правило Госпожи. Или ее странное чувство юмора.
— Да уж, юмор у нее и впрямь странный… — Соня нежно закрыла дверцу машины. — Но не нам ее судить, вообще-то.
Мое не самое скромное жилище располагалось на восьмом этаже высотки, стоящей на центральной набережной. С учетом того, что большая часть домов в том районе не превышает высоту в четыре этажа, обзор из окон у меня великолепный.
Мы вошли внутрь, я включил аквариум и зажег несколько свечей. Соня зябко обхватила себя руками, глядя на причудливых тропических рыбок. На кухне я провозился недолго – Взял бутыль, нарезанный сыр и пару бокалов. Скоро мы уже сидели вместе на диване, включив для фона знакомый фильм на домашнем кинотеатре.
— Теперь может ты мне тоже объяснишь, отчего ты так сильно зовешь?
— Ты же знаешь, я просто не могу его контролировать. — Она прижалась ко мне без всякого намека, просто чтобы унять бьющий ее озноб. — Все нормально.
— Так я тебе и поверил… — Я обнял ее, как ребенка, прижав к себе. — Что же тебя тогда так прошибает-то?
— Не знаю… — Она слегка отпрянула и потянула вина. — Мне стало плохо, и я решила тебя найти. Вот и все.
— Хорошо, тогда просто расслабься…
И я, и она прекрасно знали, чем это закончиться. Даже повисая наполовину из окна, удерживаемый только ее бедрами, я не открывал глаз. Она должна получить то, зачем пришла…
Мы очнулись только в душе, под теплыми струями воды, прижавшись друг к другу.
— Ты меня спас…
— Я знаю. Ты меня тоже…
Мы снова сидели на диване, уже разложенном, укутавшись в одеяла. С улицы заплывал холодный, уже ноябрьский воздух, но закрывать окно мы не хотели. Утром на отключенных телефонах наверняка обнаружиться куча пропущенных, особенно у нее.
Но это было лишь наше время. Наша ночь Хэллоуина…
Утром я с огромным удовольствием принес ей кофе и тосты. Мы, весело болтая, вышли на улицу, и я повел ее к остановке. У меня слишком приметная машина, чтобы везти ее к ее парню или родственникам…
— Все так же, просто друзья? — Она прижалась ко мне плечом, одновременно высматривая нужную маршрутку. — И ничего как бы и не было?
— Совру, если скажу, что я бы этого хотел… Но видимо да.
— И все равно ведь надеешься… — Она пристально посмотрела мне в глаза. — Дурак ты…
—Я знаю…
Она взлетела в подъехавшую маршрутку, чмокнув меня на прощанье в щеку. Я долго смотрел ей в след… Как только «Газель» скрылась из виду, я закурил. Смачно и со вкусом, так как терпел до этой бессмысленной осени целых двенадцать лет.
Она не любит курящих мужчин…
симптом номер раз
Вечерняя история, или сказ о маньяке.
У-те-кай! В подворотне нас ждет маньяк… (с)
Вечер, поздно. Хорошо погуляли! Зашли на Пушку, у кого-то был день рождения, а наливали всем… Сначала было пиво, потом кто-то закупил дешевого красного. Догонялись коньяком…
Я был за рулем, но идти было недалеко, машину оставил в надежном месте, потому и пил вместе со всеми наравне. Мой товарищ тоже попытался, но он к алкоголю куда более восприимчив. Ничего, сейчас дойдем до дома (точнее, я его донесу), там отоспимся. Завтра все равно выходной…
С легким сожалением я понял, что уже начал трезветь. Мелькнула даже шальная мысль донести друга до машины (благо ушли недалеко) и довезти его – все-таки весит он немало. Но я прекрасно осознавал, что первый же гаишник с моего выдоха захмелеет до поросячьего визга, так что рисковать все же не стоило. Оставалось только наслаждаться запахами и безлюдностью ночных переулков.
Внезапно меня что-то кольнуло в спину. Легонько так, даже не больно, а как от комариного укуса – чешется. Потом еще и еще, но это уже больше походило на удары. Нормально обернуться я не мог, поэтому осторожно прислонил товарища к стенке и отреагировал на раздражитель пинком не глядя. Кто-то охнул и что-то снес.
Я обернулся. На меня непонимающим взглядом смотрел мужчина лет пятидесяти, в очках и клетчатой рубашке. Он был в полном недоумении и по уши в мусоре.
— Ох, простите, пожалуйста. — Я протянул ему руку, чтобы помочь подняться. — Я не нарочно. Не сильно ушиблись?
— Ничего не понимаю… — «Потерпевший» мотал головой. — Как такое возможно, как?
— Что именно?
— Почему ж ты не умер-то?! — Едва ли не взвыл он от обиды, отбрасывая погнутый нож. — Я ж тебя… В почку, под артерию… Почему не пробил?!
— Ой, вы только не кричите, хорошо? — Я поморщился от громких звуков. — Ну, пойдемте, до ларька дойдем, по пути все расскажете, что случилось и почему вы меня убить так хотели.
— Ох… Нет… — Очкастый выпрямился и принял интеллигентный облик. — Вы ж меня или органам сдадите, или на них пустите. Что ж я, не понимаю что ль?
— Да что я, зверь какой! — Даже обиделся я. — Чтоб людей, просто так – да ни в жизнь. Лучше давайте, как приличные люди, возьмем пивка или лучше коньячка, дойдем до меня и поговорим. Мне, вон, человека еще до кровати донести надо, а то совсем выдохся.
— Хорошо, давайте. — Я поднял товарища опять себе на плечи, и мы пошли к ларьку. — Только все же скажите, почему о вас сломался нож? Он же у меня еще со службы, хороший…
— Ох, простите великодушно! — Мне было искренне жаль этого убитого жизнью маньяка. — Хотите, я вам новый закажу? У меня знакомый кует, вам подешевле сделает. Зазубренный, с кровостоком – вам одно удовольствие им орудовать будет!
— Ох… — Очкастый, казалось, от смущения вот-вот провалится под асфальт. — Да я даже не знаю…
— Ничего, вы подумайте. Скидочку гарантирую. — Я остановился, чтобы прикурить сигарету. — А вас что толкнуло на такой страшный путь? Жена-предательница, правительство или просто все кажется подозрительным?
— Всего понемногу, знаете ли… — Он задумчиво почесал нос, поправил очки и тоже достал сигарету. — А скорее даже по многу… Не люблю я людей, плохие они. Ходят, топчут, кричат… Книг совсем не читают!
— Ох, и не говорите. Я тоже за сокращение их численности. Огорчают, знаете ли. С каждым годом все больше и больше огорчают…
— Вот-вот. Вы меня прекрасно понимаете, коллега!
В ларьке оказался лишь портвейн. Не особенно огорчившись с этого факта, мы взяли пару литров (под хороший разговор не заметишь, как выпьешь) и неспешно дошли до меня.
Свалив своего товарища на диван, мы с маньяком уселись на кухне. Я нарезал сырка и колбаски, достал две рюмочки и мы аккуратно, не чокаясь, выпили их за жертвы концлагерей. Мой новый знакомый был евреем. И тут же вторую, уже чокнувшись как следует – за здравие всей женской части армии Израиля.
— И, вот ведь понимаете, какая ситуация. — Очкастый ожесточенно жестикулировал. — Нас, евреев, ну нигде не любят. Только разве в Одессе и Тель-Авиве. И везде бьют, пинают, убивают, обвиняют во всех смертных грехах…
— Да, это ужасно несправедливо. — Я подлил ему еще. — За народную любовь?
— Ох, это да. — Он выпил и занюхал кусочком «докторской». — Хорошо! А вы знаете, что в моей молодости здесь было больше восьмидесяти процентов мяса? А сейчас… Такой шмурдяк делают, ужас… Людей от этой колбасы мрет больше, чем от голода!
— Ну, сырок берите, он кошерный… — Я с внутренней улыбкой наблюдал, как маньяк с остервенением уплетает этот «убийственный шмурдяк». — Давайте тогда за советское качество!
— За качество! — Согласился он и мы выпили еще. — Эх, такую страну развалили… И все ради чего? Все ради попов! Подаяния они собирают… Да вы их рожи видели? Морды нажратые, машины меньше миллиона не стоят! И кто еще золотому тельцу поклоняется? Нету бога, нету…
— Так таки и нету? — Я улыбнулся теперь уже открыто, он меня забавлял. — Да ладно! Бог есть, это точно.
— А если и есть – то пошел он к черту! Мне такой бог нахрен не нужен!
Где-то вдалеке раздались раскаты грома, в окна робкой птицей ударил дождь. Маньяк затравленно обернулся – еще полчаса назад на небе не было ни облачка, только куча звезд. За его спиной раздалось тихое и довольное «Плюс один», он медленно обернулся и…
— Эх… Такой человечище был… Даже крещеный… Ладно, я свою работу сделал.
Коса опять стала выглядеть обычным брелком от ключей, я же привычно отправился в ванную за тряпкой и мешком. Прибравшись и упаковав тело, я вышел под ливень и громогласно свистнул. Мгновенно показалась повозка, запряженная кошками.
— Отвезите туда, где я его встретил. Мешок потом верните.
— А «Вискас»? — Затребовала головная кошка.
— Вредно, перебьетесь. — Вот же наркотик придумали! — Я вам лучше свежей рыбки дам, все полезнее.
Кошка моргнула в знак согласия, и повозка вновь исчезла во тьме. Э-эх, что ж за работа… Точно сопьюсь когда-нибудь…
симптом номер два
Тихая история, или сказ о взаимопомощи в трудных душевных ситуациях
Дай мне руку, душа моя, у меня хватит сил на двоих… (с)
Злых людей на самом деле довольно мало. Озлобленных – множество, но тех, кто без зла жизни не смыслит – таких не так много. Но, поверьте, вам не захочется встретить кого-то из них в подворотне, да и просто так…
Хотя через оптический прицел оно куда как безопаснее. Вот сейчас, например, я держал на прицеле одного такого «плохиша» на крупной их сходке.
— Что зарядил? — Раздался рядом красивый женский голос. — Инсульт?
— Да, свое любимое. — Пока что не было ничего интересного, я решил отвлечься от винтовки. — Как вашество поживает? Чего не звонила, куда пропала?
— Да так, у родни была… — Девушка лет двадцати на вид, с большими зелеными глазами и аристократической горбинкой на носу, сидела на парапете крыши и по-детски болтала ногами. Ветер развивал ее короткие темные волосы, и я невольно ей залюбовался. — Как сам?
— Как видишь, работаю… — Я кивнул на винтовку. — И собираюсь завести себе семью.
— Даже так? — Она склонила голову набок. — Интересно, с кем?
— Не со смертной, понятное дело. — Я пожал плечами, тепло улыбнувшись девушке. — Ты не хочешь, Каролина тоже, значит, буду искать.
— Это сложно… — Она перевернулась через голову, вскочив на ноги, и подошла ко мне практически вплотную. Я замер, не в силах игнорировать ее запах и зов. — Почему бы тебе не довольствоваться смертными, как нам?
— Соня, убавь зов, я на работе…
— Ты зовешь не хуже меня. — Она смотрела на меня с укором и интересом. Я не выдержал и вернулся к прицелу. — Неужели у тебя все так плохо?
— Хуже некуда… — Я сделал несколько выстрелов и цели скончались. Вовремя, еще чуть-чуть, и было бы поздно. — Пойдем ко мне. За фужером красного мне говорить приятнее.
— Бургундское?
— Медвежье сердце. Лучше всего согревает в хмурые осенние вечера.
— Я не против… — Соня взяла меня под руку. — И все-таки, с чего это ты вдруг решил сделать с кем-то маленьких будущих посыльных?
— Мне одиноко. — Я замолчал, что-то всколыхнулось в душе, и я продолжил. — Слишком одиноко. Я хочу детей, я мечтал об этом еще до превращения…
— Да, тебя нелепо убили… — Девушка прижалась ко мне плотнее, защищаясь от порыва ветра. — А почему ты решил, что я не хочу?
— У тебя же есть симпатичный смертный. — Улыбнулся я и попытался достать пальцем ее нос. — Даже с нормальной работой и родне его ты нравишься.
— Не тронь нос! — Возмутилась Соня, скривив по-кошачьи мордочку. — Ты же знаешь, я этого не люблю. А с Олегом я не знаю, сколько мы еще продержимся, мы часто ссоримся в последнее время…
— Но всегда миритесь, да и серьезных ссор и разногласий у вас нет. — Мы дошли до моей машины, и я открыл ей дверцу. Конечно, мы могли бы вызвать кошачью повозку или обратиться в ворон, но это было трудоемко и ненадежно. — Так что нет уж, не хочу разрушать ваши отношения.
— Он всего лишь смертный… Но ты прав, я тоже не хочу делать кому-либо больно.
— Вот поэтому я тебя и вычеркнул. У меня есть лишь остаток года на поиски, потом опять двенадцать лет беспробудного алкоголизма. — Лишь в одну из двенадцати осеней мы могли заводить семьи с себе подобными. — Сама посуди, мне оно надо?
— Да, ты прав. Включи «Пикник».
Мой темно-зеленый «Форд Капри» лихо обгонял линялые грязные машины. Какой-то самоуверенный юнец на иномарке попытался обогнать эту машину, но в итоге остался далеко в хвосте. Смерть ездит быстро, потому что должна прибывать точно в срок. На самом деле это был далеко уже не «Форд», это голем на его основе. Послушное сильное создание…
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, почему посланник должен забирать своих родственников сам, почему это не поручают другим?
— Не знаю. — Я даже не задумывался над этим. И вопрос застал меня врасплох. — На всех своих войнах мне поручалось забирать солдат противника. Видимо, это еще одно неписаное правило Госпожи. Или ее странное чувство юмора.
— Да уж, юмор у нее и впрямь странный… — Соня нежно закрыла дверцу машины. — Но не нам ее судить, вообще-то.
Мое не самое скромное жилище располагалось на восьмом этаже высотки, стоящей на центральной набережной. С учетом того, что большая часть домов в том районе не превышает высоту в четыре этажа, обзор из окон у меня великолепный.
Мы вошли внутрь, я включил аквариум и зажег несколько свечей. Соня зябко обхватила себя руками, глядя на причудливых тропических рыбок. На кухне я провозился недолго – Взял бутыль, нарезанный сыр и пару бокалов. Скоро мы уже сидели вместе на диване, включив для фона знакомый фильм на домашнем кинотеатре.
— Теперь может ты мне тоже объяснишь, отчего ты так сильно зовешь?
— Ты же знаешь, я просто не могу его контролировать. — Она прижалась ко мне без всякого намека, просто чтобы унять бьющий ее озноб. — Все нормально.
— Так я тебе и поверил… — Я обнял ее, как ребенка, прижав к себе. — Что же тебя тогда так прошибает-то?
— Не знаю… — Она слегка отпрянула и потянула вина. — Мне стало плохо, и я решила тебя найти. Вот и все.
— Хорошо, тогда просто расслабься…
И я, и она прекрасно знали, чем это закончиться. Даже повисая наполовину из окна, удерживаемый только ее бедрами, я не открывал глаз. Она должна получить то, зачем пришла…
Мы очнулись только в душе, под теплыми струями воды, прижавшись друг к другу.
— Ты меня спас…
— Я знаю. Ты меня тоже…
Мы снова сидели на диване, уже разложенном, укутавшись в одеяла. С улицы заплывал холодный, уже ноябрьский воздух, но закрывать окно мы не хотели. Утром на отключенных телефонах наверняка обнаружиться куча пропущенных, особенно у нее.
Но это было лишь наше время. Наша ночь Хэллоуина…
Утром я с огромным удовольствием принес ей кофе и тосты. Мы, весело болтая, вышли на улицу, и я повел ее к остановке. У меня слишком приметная машина, чтобы везти ее к ее парню или родственникам…
— Все так же, просто друзья? — Она прижалась ко мне плечом, одновременно высматривая нужную маршрутку. — И ничего как бы и не было?
— Совру, если скажу, что я бы этого хотел… Но видимо да.
— И все равно ведь надеешься… — Она пристально посмотрела мне в глаза. — Дурак ты…
—Я знаю…
Она взлетела в подъехавшую маршрутку, чмокнув меня на прощанье в щеку. Я долго смотрел ей в след… Как только «Газель» скрылась из виду, я закурил. Смачно и со вкусом, так как терпел до этой бессмысленной осени целых двенадцать лет.
Она не любит курящих мужчин…
@темы: Мурк!
-
-
20.09.2010 в 16:59Почему выбрал в заглавие термин "сказ"?
-
-
20.09.2010 в 19:25-
-
20.09.2010 в 21:07-
-
20.09.2010 в 22:40-
-
20.09.2010 в 22:44-
-
20.09.2010 в 22:47-
-
20.09.2010 в 22:49